Интересный материал про нашего Шевалье.

Роман Жана Лоррена «Господин Фокас», такой, с внешней стороны, изысканный, яркий и экзотический роман представляет собою, на самом деле, правдивое изображение души слишком современной души, слишком отравленной сладостными и чересчур пряными ядами нашей городской цивилизации. Цивилизация городская, или даже, точнее сказать, парижская (как в древности могла быть цивилизация александрийская, или вавилонская, или, в веках незапамятных, цивилизация погибшей Атлантиды) только, по-видимому, облегчает жизнь, уменьшает опасности и страхи одинокого бытия среди равнодушной природы, и увеличивает способы наслаждения жизнью. Увы! все эти блага нашей цивилизации - только внешние, кажущиеся блага; шуцман и констебль бессильны отличить робкое добро от прекрасного зла, апаши многочисленнее гуннов и ближе, - и самое-то страшное то, что душа наша подавлена «излишним многообразием утех», нервы наши слишком ослаблены веселыми бдениями, сладкими отравами и бешеной погоней за быстронесущейся колесницей жизни. Неисчислимые блага рассыпает она, щедрая подательница, на тех, кто, хрипя и задыхаясь, мчится вровень с ее сверкающим и гремящим бегом, мчится, толкая слабых и попирая падших. Но горе тому, кто отстал, кто устал, кто больше не может!

Слабая душа человека за последние полтора столетия замкнула слишком широкий круг открытий, изобретений, новых идей, старых возрождений, мелькающих мод, политических и социальных катастроф, творческих мечтаний и практических устроений, и устала, устала смертельно, и, тоскуя, томится. Она теряет свои богатые приобретения, суживает круг своих переживаний, и только к блестящим воплощениям мечты влечется. Скучающая толпа шумит и притворно ликует в горящих сотнями огней кабачках, где перед нею в легкой, но утомительной смене проносятся коротенькие развлечения, развратные и сентиментальные. Толпе нужна эта помесь разврата и сентиментальности, потому что угнетенная городской цивилизацией душа не может быть добродетельной, и потому что никогда еще мир не был так влюблен в добродетель, как в наши дни.

Но не до конца падение наше. Еще есть в городской душе стремление к простому, ясному, первоначальному разнообразию радующейся о себе и творящей себя жизни. Много дающая, дающая в избытке, но все подводящая под один уровень, - противна становится эта жизнь города, где все носят однообразные маски, и хочет горожанин окунуться в простую жизнь, где каждый смеет быть сам собою и явить свое настоящее, - доброе ли, злое ли, - лицо. Возникает вновь жажда видеть новые земли и новые небеса, вверить свою жизнь волнам новых вод, окунуть свою душу в светлое разнообразие больших пространств и пестрых человеческих смешений. Уйти далеко, далеко от Москвы, от Парижа, от друзей и недругов, и даже, кто знает? может быть, от себя самого. Может быть, там, где-нибудь в золотом городе Бенаресе или на островах Таити, проснется в нашей душе новый человек, невинно и светло радующийся и жадный к жизни. Правдивое изображение этой жажды, томящей порою душу среднего, немудрого горожанина, верный рассказ об этом стремлении его в некий золотой град, - вот это и придает роману Жана Лоррена «необщее выражение».

Федор Сологуб

Дорогой Поль Адан,

позвольте посвятить Вам, как автору Силы и Мистерии глупцов и в то же время верному другу и исключительному художнику, изображение этих горестей и печалей - в знак моего неизменного восхищения и большой симпатии к Вашей личности и писательской честности.

Наследие

ГОСПОДИН ДЕ ФОКАС. - Я вертел визитную карточку в руках; фамилия была мне совершенно неизвестна.

За отсутствием лакея, отбывавшего в Версале свои солдатские двадцать восемь дней, кухарка провела гостя в мой рабочий кабинет.

Ворча, покинул я кресло, где так сладко дремалось на полуденном солнышке и, решив как можно скорее спровадить докучного гостя, вошел в кабинет.

Господин де Фокас! Отдернув тихонько портьеру, я остановился на пороге.

Передо мною стоял высокий, гибкий, молодой человек лет двадцати восьми, с бескровным, чрезвычайно старообразным лицом, короткими волнистыми темными волосами, затянутый в костюм оливкового сукна, с высоким галстуком из бледно-зеленого фуляра, словно осыпанного золотыми блестками.

Где-то я уже видел этот тонкий, резкий профиль, этот гибкий, хрупкий силуэт, эту изящную волнистость очертаний…

Впрочем, господин де Фокас, казалось, не удостаивал приметить моего появления? - Стоя у моего письменного стола, изогнувшись в грациозной позе, он своей тоненькой тросточкой с изумительным набалдашником зеленой слоновой кости перелистывал рукопись, лежащую среди книг и бумаг и небрежно, свысока, скользил по ней взглядом.

Все это имело наглый, претенциозный, почти невыносимый вид.

Эта рукопись, - страницы стихов или прозы, заметки и буквы, моя работа, мои труды, перелистываемые кончиком тросточки, в тиши моего кабинета, этим равнодушным и любопытствующим посетителем! Я был возмущен и вместе с тем восхищен - возмущен поступком, но поражен смелостью, потому что люблю и уважаю смелость во всех ее проявлениях; но вдруг внимание мое было отвлечено зеленоватым фейерверком, которым внезапно загорелся в складках его галстука огромный изумруд, весьма странного вида, с изумительной тончайшей головкой, точно сделанной из бледного воска и похожей на те странные изображения, которые находятся в галерее Лувра, посвященной Валуа.

Господин де Фокас, казалось, даже не подозревал моего присутствия; надменный и стройный, продолжал он разгребать мои бумаги, причем рукав его визитки немного загнулся, и я увидал тонкий браслет - цепь бериллов и опалов, обхватывающую его правую руку.

Этот браслет! Теперь я вспомнил.

Я уже видел эту хрупкую, белую, породистую руку, этот тонкий обруч из металла и драгоценностей. Да, я их видел однажды среди драгоценностей изумительного ювелира и гравера Барукини, этого необычайного мастера, покорителя металлов, словно вышедшего из Флоренции, мастерская которого, известная только знатокам, скрывалась в глубине старинного любопытного двора улицы Висконти, пожалуй, самой узкой из всех улиц старого Парижа, - той самой улицы, где была типография Бальзака.

Эта восхитительно-бледная, почти прозрачная рука, - рука принцессы или куртизанки, освобожденная от перчатки, - рука герцога де Френеза (таким я вспомнил его настоящее имя), рука герцога Френеза прикасалась с бесконечной негой к целой груде драгоценных камней, - ляпис-лазури, сардониксов, ониксов и сердоликов, усеянных топазами, аметистами и желто-красными рубинами; и по временам эта рука, похожая на восковую птичку, отмечала одним движением пальца избранную драгоценность… Избранную драгоценность, и в моих воспоминаниях возникал звук голоса, - тон, которым герцог, прощаясь с Барукини, сказал ему коротко: «Эта вещь мне нужна через десять дней. Вам нужно сделать на ней только инкрустации. Я рассчитываю на вас, Барукини, как и вы можете рассчитывать на меня».

Речь шла о павлине из эмалированного металла, который он заказал мастеру и для распущенного хвоста которого выбрал целую массу камней; еще одна оригинальность, прибавленная к списку всех его прочих, ибо фантазиям герцога де Френеза уже перестали вести счет, - о них ходили целые легенды…

Да и сам герой этих сказаний имел за собой легенду… Вначале он создавал ее бессознательно, а затем сам полюбил ее и стал поддерживать… Каких нелепостей не рассказывали шепотом об этом юноше-архимиллионере, знатного происхождения, со знатной родней, не посещавшем света, жившем без друзей, не афишировавшем любовниц и покидавшем ежегодно Париж в конце ноября для своих путешествий на Восток.

(1643 )

Филипп де Лоррен-Арманьяк (фр. Philippe de Lorraine ; - 8 декабря ) - фаворит-любовник (миньон) герцога Филиппа Орлеанского , брата короля Людовика XIV , на протяжении всей жизни имевший на него огромное влияние .

Придворные считали, что шевалье использовал влюблённость герцога в целях личного обогащения . С его именем было связано немало тёмных историй, как, например, рассказ о гибели молодого купца, не желавшего отдаться шевалье и его приятелям. Титулярный аббат четырёх монастырей, он не следовал правилам целибата и имел внебрачных детей. Сен-Симон , что шевалье состоял в тайном браке со своей кузиной, принцессой Лилльбонн.

Несмотря на все провинности своего тёзки, постаревший герцог по-прежнему нуждался в его услугах, так как именно шевалье поставлял в его спальню молодых дворян. Молва гласит, что Филипп де Лоррен умер через год после смерти своего покровителя, когда рассказывал придворным дамам неприличные истории о том, как он провёл предыдущую ночь. К этому времени он был уже выселен из Пале-Рояля и потерял возможность получать субсидии из казны. Этот человек в начале битвы при Сент - Готтарде 1 августа 1664г. в поединке одержал победу над турецким кавалерийским офицером и поднял боевой дух коалиционных войск. Это факт. Это надо включить в статью. Это не придворные сплетни.

Напишите отзыв о статье "Шевалье де Лоррен"

Примечания

Отрывок, характеризующий Шевалье де Лоррен

Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.

Ищу матчасть)))

ПИСЬМА ЛОРРЕНА

«Если бы можно было узнать на том свете, что делается на этом, покойный Месьё был бы очень доволен мною, ибо я разыскала в его шкатулках все письма, что писали ему его миньоны, и сожгла их, не читая, чтобы они не попали в чужие руки». (30 июня 1701)

Елизавета-Шарлотта Пфальцская, вторая Мадам

« Si l’on pouvait savoir dans l’autre monde ce qui se passe dans celui-ci, feu Monsieur serait fort content de moi, car j’ai cherché dans ses bahuts toutes les lettres que ses mignons lui ont écrites et je les ai brûlées sans les lire, afin qu’elles ne tombent pas en d’autres mains. » (30 juin 1701)

Про шевалье так мало, на самом деле, информации, и с портретами его плохо, а писем – так и вовсе нигде нет. По крайней мере, в Рунете. Я долго искала – и чисто-пусто. А мне ужасно хотелось найти хоть что-то! Ну, должен быть где-то кусочек подписи? Не мог человек вообще следов на бумаге не оставить. Во Франции, в Италии, в аббатствах своих, в конце концов! Он должен был подписывать документы, письмами обмениваться с друзьями, знакомыми – не одному же Филиппу он писал.

I. Аббатства
Для начала я попыталась прорыть сайты аббатств. Сразу скажу – безрезультатно, но кое-что я всё-таки нашла.))) В 1670 г. Лоррен никаких аббатств от своего принца получить не сумел и попал сначала в тюрьму, а потом в ссылку, но позже, вернувшись во Францию, он всё-таки (с 1680 года) стал аббатом, а до этого – вместо него – бенефиции с них получал его брат.

Филипп де Лоррен был номинальным аббатом (abbé commendataire) четырёх аббатств, то есть получал с них доходы (une commende), но он не был рукоположенным священником и, следовательно, не принимал участия ни в службах, ни в деятельности монахов, не занимался управлением и дисциплиной в «своих» аббатствах. Он просто «доил» их финансово.

Аббатство в Тироне пережило несколько военных набегов, с 1630 года в нём открыли церковный коллеж. Французская Вики пишет, что после отставки герцога Бурбонского из-за его брака в 1669 г, следующие руководители Тирона – польский король и Филипп де Лоррен д’Аркур не занимались ни аббатством, ни коллежем.
Après la retraite du duc de Bourbon, qui démissionna à 69 ans pour se marier, Jean-Casimir Vasa, roi de Pologne (1670-1672), et Philippe de Lorraine d’Harcourt (1672-1702) ne s’occupèrent guère de l’abbaye ni du collège.
В 1786 г. страшнейший пожар, в котором сгорели и архивы, положил конец существованию Тирона.

Последнее – аббатство Св. Иоанна – одно из самых величественных и красивых. Вот его фасад.

Кликабельно

С 1566 г. аббатами Св. Иоанна были только знатные вельможи, утверждаемые королём на должность abbé commendataire, так как доход с такого аббатства был очень значителен. Во время Революции (1792 г.) статуи в аббатстве обезглавили, архивы уничтожили, а в самом здании устроили булочную-пекарню. Столовый зал аббатства можно посмотреть .

Понятно, что при таких вводных с документами за подписью шевалье де Лоррена плоховато; и найти мне ничего не удалось.

II. Военная служба шевалье де Лоррена
Тут всё ещё более грустно, информации в Рунете микроскопически мало: Вики да кем-то переведённые несколько цитат из Эрланже про Месьё, притом оригинал книги на франц. в электронном виде не доступен. Чтобы найти хоть что-то, надо читать все подряд мемуары и письма, оставшиеся от современников, и вытягивать оттуда упоминания о Лоррене. А это, разумеется, требует времени. Надеюсь, что постепенно я как-нибудь соберу эти цитаты про Лоррена, но пока я просто попыталась отыскать что-то во французском сегменте сети. Нашлось вот что.

В этой книге, которая излагает хронологическую историю родов королевского дома Франции, пэров, высших офицеров короны, а также старинных баронских родов королевства, есть статья о Филиппе де Лоррене.

Перевод:
«Филипп де Лоррен, мальтийский рыцарь, аббат (перечислены его аббатства), называемый рыцарем Лотарингским (шевалье де Лоррен), родился в 1643 г. Он был крещён в часовне Кардинальского дворца королевой-матерью и кардиналом Мазарини 6 июня 1644 г. [После смерти Ришелье дворец стал Пале-Роялем, то есть «Королевским дворцом», этот дворец, как и Сен-Клу, принадлежал Месьё – моё. ] Он начал служить при осаде Трино (Trin) в Италии в 1658 г. [Трино – город на севере По, был осаждён 21 июля 1658 г. во время франко-испанской войны. ] Он отправился в Венгрию с войсками, посланными французским королём на помощь императору, где отличился в сражении при Раабе (венгерский город Дьёр ) против турок 1 августа 1664 г. (война против Османской империи ). Два года спустя он сражается в военно-морском флоте Голландии в битве против англичан 5 августа 1666 г. В следующем году (1667) разгорелась война против Испании, и он доказывает свою храбрость при осадах Берга , Дуэ , Ауденарде и Лилля . Он удостоился любви (affection – привязанность, любовь ) Филиппа Французского, герцога Орлеанского; 30 января 1670 г. был арестован и препровождён в Пьер-Ансиз, в Прованс, а затем отправился в Италию. По возвращении он сопровождал короля при завоевании Голландии, где отличился при взятии Орфуа (Orfoy) и Зютфена (Zutphen) в 1672 г».

[В комментариях к стихам Буало – – я нашла, что несколько городов в Нидерландах были взяты армией под личным командованием Месьё: Дусбург (город в графстве Зютфен) – захвачен 22 июня 1672 г; и сам Зютфен, главный город графства, был тоже взят герцогом Орлеанским 26 июня 1672 г. Там же сказано, что Орфуа – город и укреплённый форт в графстве Клевском на левом берегу Рейна; король долго стоял под ним лагерем, потом он был осаждён армией короля 1 июня 1672 г. и взят в два дня.]

Шевалье де Лоррен «показал себя при осадах Маастрихта в 1673 г., Безансона и Доля (Dôle – столица Франш-Конте) в 1674. Он сражался в битве при Монкасселе (Montcassel), где был ранен, а затем – в битве при покорении Сент-Омера в 1677 г».

Про эту осаду Маастрихта Филипп вспоминает в своём письме к шевалье. Которое, наверно, уже все не раз видели.

"Я безумно тоскую по тебе, мой рыцарь. И, наверное, я никогда не смогу простить брату твоего изгнания... Я думаю, сам Александр Великий не тосковал так по прекрасному Гефестиону. Благодарю за его жизнеописание – чудесная книга – ты всегда знаешь, что может меня утешить. И все же в книге сей более всего меня тронули отношения Великого Александра и его друга. И как же они похожи на мои чувства к тебе, и как же ты, дорогой мой, схож с Гефестионом. Та же доблесть, тот же военный гений – подобно ему, ты прикрыл меня при Маастрихте и так же был ранен. И подобно ему, тебе нет равных в верховой езде, фехтовании и безрассудной смелости.
И подумай – что может быть лучше такой дружбы и выше такой любви, какая связывала Александра и Гефестиона и какая связывает нас. Живи мы в другое время, мы тоже вместе брали бы города, сейчас же я только могу умереть от тоски, как Александр, когда Гефестион строил города для его империи и они были в разлуке. Но я не допущу, что бы ты долго был на Мальте..."

(Из книги "История Мальтийского рыцарства в документах и письмах", Париж, 2002)
Насколько я понимаю, в этом письме речь идёт уже о второй опале шевалье.

Битва при Монкасселе (Монкассель буквально значит «гора Кассель») – это то самое знаменитое сражение 11 апр. 1677 г. между франц. войсками и голландацами Вильгельма Оранского, где Месьё одержал свою самую громкую победу. Кратко см. в нашей Вики. Между прочим, французы в начале 19 века издали воспоминания Людовика XIV, его письма, записки и т.д., словом, всё, что смогли собрать, в нескольких томах; они все доступны в гугл-книгах. Я их читала, правда, не целиком, уж больно там всего много. И 4-ый том издания 1806 г. посвящён военным событиям, в нём же есть несколько писем герцога Орлеанского, касающихся военной кампании.

А предисловие к этому тому написал французский военный историк, и он там рассказывает, что во время битвы при Касселе Филипп лично вёл в бой войска – впереди на белом коне.

«Шестьдесят эскадронов, оставшихся в Лилле и окрестностях, становятся вспомогательными войсками для армии Сент-Омера (выше говорится, что король отправил брата заниматься осадой Сент-Омера, а сам двинулся к другому городу). Герцог Орлеанский, предупреждённый о приближении принца Оранского, оставляет корпус продолжать осаду и направляется к Касселю с оставшимися силами вместе с подчинёнными ему командирами – маршалом д"Юмьером и маршалом Люксембургским. 11 апреля он атакует голландские войска возле Пене (река и аббатство) между Касселем и Сент-Омером, где сражается как солдат (comme un grenadier) , сам ведёт войска на приступ, под ним убивают лошадь, и он получает несколько ударов по кирасе. Одержав полную победу, он возвращается к осаде, которая заканчивается 19 апреля сдачей города, оставленного гарнизоном 22 числа».

В конце этой краткой справки про Лоррена сказано следующее:
«Так как у него не было обязанностей (comme il n’avoit pas fait profession ) в Мальтийском ордене, король сделал его кавалером своих орденов, и с того времени его стали называть принцем Лотарингским. Он сопровождал его величество при осаде Монса в 1691 г. и Намюра в 1692 г. Умер 8 декабря 1702 года».

Известно, что 31 декабря 1688 г. прошла церемония посвящения Филиппа де Лоррена вместе с большой группой других дворян в кавалеры ордена Святого Духа. По этому поводу позже был издан сборник гравюр с портретами всех кавалеров ордена, его можно полистать и скачать в BNF; в этой книге, насколько я понимаю, гравюра с изображением Лоррена сделана с его прижизненного портрета – того единственного, что есть в Вики.

Кроме того, все кавалеры ордена Св. Духа (кроме духовных лиц) должны были быть одновременно кавалерами ордена Св. Михаила. Если же они таковыми не были ранее, то накануне принятия в орден Св. Духа они принимались в орден Св. Михаила. Таким образом, они получали почётный титул «кавалеры королевских орденов» (Chevaliers des Ordres du Roi ).

И на этом сайте приведена краткая история «Лотарингского пехотного полка» , получившего это название в 1635 г. на пике Тридцатилетней войны. До этой даты полк несколько раз менял имя:

Lorraine-Vaudemont infanterie 1616-1624
Lorraine-Joinville infanterie (1624-1629)
Lorraine-Pfalzburg infanterie (1629-1631)
Lorraine-Chamblay 1632-1635
Lorraine infanterie (1635-1669)

Храбро проявив себя в кампаниях 1633-34 гг., в 1635 г. полк меняет имя на «Лотарингский» и получает право на белое королевское знамя – знак официальной принадлежности к королевским полкам. Патент на офицерское звание в те времена покупался и продавался, но само звание утверждалось вышестоящим командиром. В период с 1664 по 1667 гг. патент на звание полковника этого полка был куплен на имя шевалье де Лоррена.

Отрывки, относящиеся к участию Лоррена в военных кампаниях, которые я нашла в воспоминаниях Коснака и в письмах Сен-Мориса, я тоже обязательно постараюсь перевести и чуть позже выложу.

Ну вот, человек много чего успел сделать и прилично повоевал в своей жизни! А никаких следов подлинных документов, написанных его рукой, я так нигде не обнаружила.
Хотя я думаю, что они всё-таки где-то лежат; просто в сети их не видно.

III. Частная жизнь
И однако собственноручное письмо шевалье де Лоррена есть в природе! Как до него добраться, чтобы на саму рукопись глянуть, я пока не знаю. Но оно лежит целёхонькое в архивах.

Тут файл в гугл-книгах (к сожалению, снимка самого письма там нет, только содержание):
прямая ссылка на pdf-файл

Эта книга – инвентарный перечень бумаг из архива герцогов de Grillon (архив был сохранён маркизом де Граммоном): Inventaire des archives des ducs de Grillon, conservées chez M. le marquis de Grammont, publié par Jean Gordey, achiviste paléographe, attaché à la Bibliothèque nationale. Paris, H. Champion, -1908. In-8°, ix-309 pages, avec un fac-similé.
И в этом перечне опубликовано письмо шевалье, оригинал которого лежит в упомянутом архиве.

Адресат Лоррена – Жозеф-Доминик-Никола де Бертон, маркиз де Грийон.

Этот маркиз – старший сын Луи III де Грийона; служил в Италии до Пиренейского мира, затем отправился добровольцем в Венгрию, после его можно найти при осаде Турне, Дуэ и Лилля, где он был полковником кавалерии, сражаясь под командованием Тюренна и маршала де Креки. В 1678 г. Грийон стал бригадиром кавалерии, служил в Русильоне, потом в Каталонии; сделался сначала инспектором кавалерии и драгун, затем – маршалом армии. Наконец, он командовал армией в Гиени вплоть своей смерти в 1699 г. Был женат на Анне-Изабель де Симиан; детей не имел.

Судя по биографии, шевалье вполне мог познакомится с маркизом де Грийоном во время своих военных кампаний и неплохо его знать.

Примечания к письму
Про автора письма в книге говорится, что его написал шевалье де Лоррен – второй сын Анри Лотарингского и Маргариты Камбу (Marguerite Cambout), вдовы герцога Пюилорана (duc de Puylaurens). Родился в 1643 г, умер в 1702; носил титул «шевалье» (то есть «рыцарь»), потому что был мальтийским рыцарем. Был сослан в Рим по приказу Людовика XIV по просьбе Мадам, Генриетты Английской. В Риме стал любовником жены коннетабля Колонна (то есть Марии Манчини, первой большой любви Людовика XIV, на которой король даже хотел жениться).

Перевод:
3 марта, Рим – Собственноручное письмо шевалье де Лоррена маркизу де Грийону.
«Прошу вас, будьте добрым другом г-ну де Неверу и мадам де Мазарини. Я бы очень хотел, чтобы она не была замешана в это дело. Рад, что г-н де Невер легко свыкся со своим браком. Зная его превосходный ум, скажу, что он свыкнется с чем угодно. Право же, говорят, что у него есть все основания быть довольным, и я рад этому».

Что я думаю по содержанию письма
Под «этим делом», скорее всего, имеется в виду бегство Марии Манчини от мужа, коннетабля Колонна; вместе с ней покинула дом её сестра Гортензия («мадам Мазарини»).

В письме речь идёт о герцоге Неверском – это Филипп-Юлий Манчини-Мазарини (племянник и наследник кардинала), герцог Неверский. (1639, Рим – 1707, Париж). Филипп Манчини в то время находился в Париже и беспокоился за судьбу сестёр; он организовал сопровождение Гортензии в Рим, когда она бежала из Франции; потом без конца писал в Рим по поводу Гортензии и Марии, наконец, и сам собрался приехать туда и разбираться со всеми делами на месте.
Именно Манчини якобы был первым любовником Филиппа Французского, брата Людовика XIV (историк Christian Bouyer говорит, что это утверждал венецианский посол во Франции Примо Висконти).
«Брак», упомянутый Лорреном: герцог Неверский только что женился на Диане де Тианж, племяннице маркизы де Монтеспан (то есть тогдашней любовницы короля Людовика XIV; Диана – дочь родной сестры прекрасной Атенаис). Кстати, франц. Вики сообщает, что, несмотря на купленное герцогство Неверское, французский парламент дважды не утвердил представление Филиппа Манчини на герцогский титул. Тем не менее в свете его называли этим именем.

Мадам Мазарини – сестра Филиппа Манчини и Марии, тоже племянница кардинала («мазаринетка»), Гортензия Манчини (Рим, 1646 – 1699, Челси, Лондон), считалась самой красивой из мазаринеток (вот здесь про всех племянниц кардинала – ). Она вышла замуж (дядюшка кардинал выдал) в 15 лет за Армана-Шарля де Ла-Порта, маркиза де Ла-Мейере, принявшего после этого титулы герцога Мазарини и Майеннского. Муж был не совсем нормален, жили они плохо, и она от него сбежала из Франции в Италию к сестре Марии Манчини, когда та уже была женой коннетабля Колонна, и поселилась в римском доме сестры.
Гортензия – та ещё была оторва (как и все мазаринетки), вот про неё и её брак кратко в Вики: Потом обе сестрички удрали из дома коннетабля, так как Мария тоже ушла от своего мужа. По поводу этой истории как раз и идёт интенсивная переписка, и много писем 1672 г. на эту тему лежит в архиве маркиза де Грийон.

В конце pdf-книги к инвентарному перечню архивных документов приложена таблица опубликованных факсимиле, их немного, но письма Лоррена, к сожалению, там нет. Впрочем, в электронной копии нет и вообще никаких снимков подлинных писем.

****
Заодно я нашла ещё «Мемуары» герцогини Мазарини (Гортензии Манчини). Они вроде бы точно не апокриф (в отличие от воспоминаний Лавальер и Монтеспан); Вики сообщает, что обе сестры, Мария и Гортензия, написали и издали свои воспоминания - .

Про историю двойного бегства мазаринеток от своих мужей (что как раз и составляет переписку с Грийоном того периода всех упомянутых персон, включая шевалье) Гортензия пишет следующее:
«Ce fut quelque temps après que ma sœur résolut de se retirer en France, pour divers sujets de plaintes qu’elle prétendoit avoir contre M. le Connétable. Il seroit inutile de vous dire les raisons dont je combattis sa résolution. Les déplaisirs qu’une pareille équipée m’avoit attirés, me donnèrent une éloquence tout extraordinaire: mais la même étoile qui m’avoit conduite en Italie, la poussoit en France. Comme elle étoit fort assurée de moi, elle n’hésita pas à me mettre de la partie, et parce que je ne me souciois de Rome qu’à cause d’elle, et que je croyois soulager les dangers qu’elle devoit courir, en les partageant, je n’hésitai pas à la suivre. Je lui représentai seulement que je serais obligée de la quitter, aussitôt que nous serions en France. Cette nécessité lui fit plus de peine qu’aucune autre chose, et rien ne me persuada plus la force de ses raisons, que de voir qu’elles la faisoient résoudre à nous séparer.
Le chevalier de Lorraine lui avoit assez d’obligation pour la servir dans cette rencontre. Elle s’étoit fait des affaires avec tout Rome pour lui et pour son frère. On ne pouvoit les souffrir partout ailleurs que chez elle, et elle s’étoit déclarée pour eux, dans des occasions assez délicates, contre le cardinal Chigi et le Connétable même. Cependant elle n’en reçut autre secours que de grandes promesses de la servir de leur crédit en France, ce qu’ils n’ont pas fait ; et pour ce qui étoit de son dessein, le Chevalier se contenta de lui dire: que si elle n’avoit qu’elle-même pour se conduire, il s’en mettrait en peine, mais que puisque Mme Mazarin en étoit, on pouvoit bien s’en reposer sur elle, puisqu’elle avoit plus d’esprit et de résolution, pour des entreprises encore plus dangereuses. Il ne croyoit pas alors devoir être rappelé en France sitôt qu’il le fut ; s’il eût fait son devoir, nous y aurions été devant que lui, et on n’auroit pas pu dire que nous le suivions ; mais ma sœur, qui n’avoit compté que sur lui, fut contrainte de différer son départ, quand elle s’en vit abandonnée.
Après qu’il fut allé en France, elle s’ouvrit à un autre homme d’une dignité éminente, et qu’elle croyoit son ami… mais il lui dit seulement: que le chevalier de Lorraine devait bien la secourir dans ce besoin.

Если в кратком пересказе, то:
Когда её сестра Мария, «по разным причинам» недовольная мужем коннетаблем, решилась вернуться во Францию, Гортензия тоже должна была куда-то уехать; она не могла оставаться в Риме, в доме мужа, после бегства жены (своей родной сестры). Она пишет, что пыталась отговаривать сестру, но потом поняла: «та же звезда, что привела меня в Италию, теперь гонит её во Францию». Дальше она поясняет, что, разумеется, во Франции остаться она не может и сёстрам придётся разлучиться. Потом переходит к Лоррену и пишет, что шевалье де Лоррен был достаточно обязан её сестре, чтобы оказать ей услугу в этом предприятии. Мария Манчини-Колонна ради шевалье и его брата вела дела «со всем Римом». Их (обоих братьев) и терпели-то то только в одном доме – у Марии; и она их поддерживала (elle s’étoit déclarée pour eux – высказывалась в их пользу) «в довольно деликатных обстоятельствах» против кардинала Chigi (Флавио Киджи) и самого коннетабля.

Гобелен – аудиенция папского легата кардинала Киджи у Людовика XIV
Кликабельно

Однако, как пишет Гортензия, оба брата отделывались от сестёр обещаниями, а Лоррен в итоге сказал, что если бы только она одна (Мария) так поступила, он бы обеспокоился, но раз уж тут замешана и мадам Мазарини (Гортензия), можно быть спокойным на её счёт, так как у неё (Гортензии) достанет ума и решительности и на более опасные предприятия. Он тогда, говорит Гортензия, должно быть, и не помышлял, что его вновь призовут во Францию так скоро, как это случилось. «Если бы он исполнил свой долг (то есть помог бы Марии, которая покровительствовала в Риме обоим братьям), мы оказались бы во Франции раньше Лоррена, и никто не мог бы сказать, что мы последовали туда за шевалье. Но моей сестре, которая рассчитывала только на него, пришлось отложить свой отъёзд».

«Когда он (Лоррен) уже вернулся во Францию, моя сестра открылась другому высокороднейшему человеку (homme d’une dignité éminente – можно перевести и как «человеку выдающегося достоинства, но, думаю, всё же речь идёт о знатности), которого считала своим другом… но он только сказал ей, что «шевалье де Лоррен действительно должен был помочь ей в её нужде».